Что с ним стало, неведомо ныне, и никому до того нет дела. А ведь совсем недавно волны плескались у Бреши, и люди не ведали бед за родными стенами. Теперь же остался один, но и он затерялся в тумане.
— Проклятые волны… — обреченно уронил Ветер.
Продолжить историю Илчи он не отважился. Что тут продолжать? Как один стихотворец подобрал мальчишку, приветил и бросил снова? А потом искал по всем городам, дорогам… Даже до Вальдезы добрался в глупой надежде, родичей разыскал. Возможно, стоило когда–нибудь рассказать об этом, но не сегодня, и так много сил ушло. Однако труд стихотворца вознаградился в полной мере. Он не раз слышал тяжкие вздохи и всхлипы. Женщины стыдливо комкали платочки, стараясь понезаметнее вытереть слезы. А гул к концу, напротив, совсем затих. И в этой тишине, лишь только отзвучали последние слова, раздался гневный вопль:
— Я знаю его! Я знаю его, люди! И прошу у Совета Вольного Города Вальвира справедливого суда!
Ветра иногда и не так привечали после рассказанных историй, но этот вопль вонзился прямо в сердце. Поначалу он напрасно всматривался в тот угол, откуда донесся вызов: человек оставался в полумраке, светильни по обе стороны, как нарочно, оказались далековато. Несколько стражников, до того уныло подпиравших стены, засуетились, выискивая нарушителя спокойствия, но он и сам, наконец–то, выскочил вперед, давая Ветру возможность получше разглядеть его.
— Не могу я молчать больше, жители Вальвира! Кого вы тут чествуете? Это же вор! Вором был, таким же и остался, забери его двар! Пусть стихи у него ладные и складные… а голос истинно чародейский, зато нутро гнилое и подлое!
— Ты дерзаешь оскорблять нашего гостя? — вскочил один из советников. — В нашем присутствии? Портить прекраснейшее представление, прилюдно бросаясь отвратительными обвинениями? А знаешь ли ты, безумец, что Вольный Ветер — гость самого Городского Совета, и потому под нашей защитой? Знаешь, что если сейчас возвел поклеп, то по законам Вальвира тебя хорошенько отходят плетью, и это самое малое, что тебя ожидает?
Уже стоя меж двух стражников, юноша вытянул руку, указывая на Ветра. Пальцы подрагивали от напряжения.
— Ну и пусть! Я не боюсь, даже если он вывернется… как всегда. Он — вор! Я про него много знаю, потому что когда–то шагал с ним вместе по дорогам. Хотел к нему в учение, да Нимоа, видно, уберег от подлых чар! Только поздно уберег! Дома я из–за него лишился! Отца! Всего! А теперь пересеклись дороги, и… все, не могу молчать! И сюда я пришел не для мести — посмотреть хотел в его глаза бесстыжие! А как увидал… не удержался, сказал все как есть, а дальше меня хоть плетьми! Хоть в каменный мешок, хоть в петлю!
Надо сказать, люди даже о стихотворце позабыли, настолько незнакомый юноша приковал всеобщее внимание. Его непритворно трясло от негодования. Казалось, что он из тех глупцов–ненавистников, что нередко попадались на пути и до дрожи в пальцах мечтали разбить Ветру голову камнем или, на худой конец, хотя бы грязью забросать. Но этот был не из таких. Ветер сразу узнал его, как только Илчу осветило близкое пламя. Голос сильно изменился с той счастливой поры, как вместе бродили по миру, а вот лицо — огрубело, помрачнело, ранняя складка прорезала переносье, а в остальном — тот же паренек из Фалесты. И пальцы на левой руке все так же не гнутся как следует — старая память. Сомнений нет, это Илча. Внешнее сходство бесспорно, а вот остальное…
Неужели Илча затаил на него такую злобу? И решил вот так рассчитаться?
И сам же себе ответил: «А чего ты ждал?» Много лет прошло, и не трудами Ветра изменился Илча, а своими заботами. Кто знает, чего пришлось хлебнуть. Хоть на темника он сейчас никак не похож.
И как теперь оправдаться, не навредив попутно мальчишке?
Ропот вокруг, между тем, крепчал. Люди отошли от первоначального изумления и принялись вовсю рядиться, что же тут делается и чем закончится.
— Твои слова немногого стоят, — недовольно уронил тот же самый советник, и вокруг притихли, стараясь не пропустить ни слова. — В то время как гость наш многоуважаем и хорошо известен повсюду за пределами Вальвира. Послушаем, что скажет на это…
— Нет! — воскликнул Илча. — Не слушайте его! У него такой голос… — он запнулся, подбирая слова, — что любой глупости поверить можно. Я сам знаю! Я видел, как он обирал людей до последнего медяка, а те даже не замечали! Отдавали последнее!
— Помолчи! — оборвал его советник, указывая стражникам на возмутителя спокойствия. — Мало того, что ты без церемоний прервал великолепнейшее представление и оскорбил нашего гостя! Ты даже имени своего сказать не удосужился…
— Сдается мне, досточтимый советник Трод, что все не так просто, как кажется. Вот я и подумал, что мое слово будет тут не лишним.
Ветер заметил, как из своего кресла медленно выполз еще один из здешних столпов, сухощавый и уже сгорбленный годами. А голос у него холодный, как лед. И глаза такие же стылые. Такие люди ни во что без выгоды не вмешиваются.
— Советник Таир желает что–то сообщить Совету? Касательно этого? — Трод презрительно ткнул пальцем в Илчу.
— Совсем немного, советник Трод. Вот этот самый юноша мне хорошо знаком, и я думаю, нам следует выслушать его со всем вниманием, не отвергая его слов с такой поспешностью. Это один из моих управителей, и до сих пор он показывал себя со стороны весьма выгодной. Не далее как сегодня я распорядился повысить его, поскольку полагал в нем человека крайне надежного и осмотрительного, невзирая на юные лета. Более того, советнику известна одна печальная история, что приключилась недавно в моем семействе. — Он повернулся, обвел глазами залу, точно призывая внимать поусерднее. — Я не хотел бы ее касаться в таком скоплении народа, хотя все это, должно быть, и так кое–кому известно… Так вот, этому юноше я обязан спасением моей любимой и единственной дочери. И должен добавить, что он проявил не только подлинную смелость, а и благородное бескорыстие, отказавшись награды за свое самоотверженное вмешательство.
Ветру со своего возвышения хорошо было видно, как глаза загорались все большим вниманием. Люди привставали со своих мест, вытягивались, разглядывая Илчу. Видимо, история, о которой поминал этот ледяной человек, на самом деле кое–кому была знакома. И без сомнения, эти знатоки сейчас нашептывали ее остальным.
— Советнику Троду известно, как я пристрастен честности и порядку. Не в моих обычаях поднимать свой голос из–за пустяков. Однако я вижу явную несправедливость. Ведь все, что мы знаем о стихотворце — не более чем молва. Да, она благоприятна… большей частью… и все же… слухи, что бродят по улицам Вальвира, дают весьма нелестное представление о нашем госте… Да, они уже успели коснуться и моих ушей тоже, советник Трод. А теперь вижу, что и всех остальных не обошло стороной. Верю, что для всех будет лучше, когда эта неприятная история разрешится со всей определенностью. И если для этого необходимо вмешательство Совета Вольного Города Вальвира, — он пожал плечами, — нам придется вмешаться. К тому же, не стоит давать пищу дурной молве, позорящей нашего гостя. Следует обелить его имя… или же воздать по заслугам, если… Конечно, хочется верить, что известный мне своим здравомыслием и благонравием юноша… попросту ошибся… Если же нет, то он вправе просить нашей защиты. Таковы законы Вальвира, и каждый, кто проходит сквозь наши ворота, обязан их исполнять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
